Неожиданно напротив пепельница, полная окурков, грязная клеенка на столе, хлебные крошки, вся в белых липких подтеках банка сгущенки.
-Таня, Таня, кто-то звонит в дверь. Хриплый, надтреснувший голос. Мой? Невнятное мычание, опущенная голова, опухшие руки с бурыми пятнами засохшей крови. Сигарета обожгла обезображенные пальцы: Что? Тусклые глаза холодной рыбы, белая гипсовая маска на лице.
-В дверь кто-то звонит.
На пороге Малой, шмыгающий носом и втянувший иссохшую голову с прыщавым лицом в худые плечики. Ему всего 18 лет, и я помню его румяным пацаном, жадно ловившим рассказы о кайфе, с энтузиазмом и малолетскими понтами, ищущим ханку и хату, где можно сварить. Сегодня он уже больной; тоскливый, апатичный взгляд, дрожащий на ломках голос. Домашний - мелькает в голове. Методично размазывая холеру по ковшику, он сосредоточенно молчит, ожидая, когда Таня приготовит все остальное. Она в очередной раз застывает в странной позе с ангидридом в руке, провалившись в очередную яму, в НИКУДА, ибо ни один опиушник никогда не вспомнит, ГДЕ он находится в этот момент. Измученный кумаром Малой, не имея сил даже на гнев, просто отцепляет неживые пальцы от банки и заливает ангидрид. Дальше - какое-то время, у меня - безвременье, я в летаргии, в привычном и бесцветном вакууме, затем резкий запах ангидрида. Я ухожу в комнату с зажженной сигаретой, привычный срач, детские шмотки, непромытый баян с капилляркой, грязная постель, шелуха от семечек, я включаю телевизор. Это движение снаружи, внутри я обездвижена. Я зависла в самой себе, вечная летаргия, привычная, никакая. Малой с баяном в руке, капли кумарного пота на его мальчишеском, изможденном лице: Вмажь меня. Я осматриваю руку, механически произношу: Вот это вены, подари хоть одну. Это считается шуткой, для него это звучит сейчас, как пытка: еще секунды промедления. Я это знаю, но мне все равно. Живительный раствор еще живет во мне, я живу в нем, и мне плевать на все вокруг. Небрежно погружаю иглу в вену, давлю на поршень, вытаскиваю баян, слышу его переводимое с трепетом дыхание - зажил. Он встает, уже раскумаренный, закуривает сигарету и начинает что-то рассказывать, я слышу одну и ту же историю об ужасных ломках, мусорах, барыгах, мне плевать, я иногда открываю глаза, киваю... Безвременье... Летаргия... Чье-то прикосновение, открываю глаза. Таня с дозой: Это тебе. На мгновение спадает оцепенение, беру свою жизнь, прячу в карман... Открываю глаза, вечер, горит фонарь за окном, яркий свет, все реальное, настоящее, меня отпустил цепкий, благодатный кайф, трезвяк. Выхожу на кухню, Таня ругается с мужем.
-Ты че, паскуда, мразь, не видишь - это стеклянная вена? Он зол, ему уже пора поправляться, скоро, очень скоро, ему станет совсем плохо, если он не треснется сейчас. Животное тупорылое, тварь мерзотная - он цедит сквозь зубы свою ненависть, Таня ищет венку на его плече. Она молча плачет, слезы капают на его худое, давно немытое тело, наконец, он растворяется в приходе. Я знаю, что до утра мне ловить нечего, трогаю дозу в кармане, решаю оставить на утро, смотрю на часы: 23-00, до шести утра я просплю. Прощаюсь, выхожу на улицу. Если удастся курнуть, тогда еще лучше, просплю подольше. Иду на хату к знакомому барыге, у него пакет Чуйской пыли, чай, фрукты. На улице дождь, темно, холодный воздух попадает в джинсовую дырку на колене, я торопливо шагаю. Одинокие прохожие, летний запах, сейчас он еще доступен мне. Бывает у опиушников такой момент, когда уже и тяги нет и до кумара еще время. Это нормальное состояние, в тканях еще живет он – опиум - он - согревает, и ты можешь ощущать жизнь вокруг...
Дверь открывает его жена - щуплая, псореазная соплячка, дешевая пятнадцатилетняя девчонка. Иногда я жалею ее и говорю: Ты попала в тухлую кухню, девочка, беги отсюда. Но я знаю, что она не слышит меня...
-Проходи, чай будешь?
Ей нравится роль взрослой, замужней женщины, она примеряет манеры, лица, я молча расшнуровываю ботинки, слушая ее милый щебет. Выходит он, он приятель моего мужа, он трахает меня и продает нам отраву. Я улыбаюсь, мне нравится играть в роман, я придумываю себе страсть, но знаю, что обречена на страсть к опиуму, он моя боль и блаженство. И я устала от этого, я жду своей смерти. Мы проходим в комнату, я по привычке сажусь на подоконник, включаю жалкие остатки интересной дамы в ожидании накурки.
-Сегодня ночью ходили на работу, здесь в институт компьютеры и всякую оргтехнику привезли, там, по ходу, только по 146-й выхлапывать, ночью сторож остается и сигналки охренительные. На нем белая в полоску рубашка и тренировочные штаны, я смотрю, как он ножичком крапалит биток с пылью и начинаю делать гильзу. Ему 30 лет, за плечами престиж, авторитет, деньги, два срока, красная зона. Сейчас он никто, в моих кругах он не имеет слова, торгует наркотой, краснопузая мразь и барыга. Мне давно уже насрать на все эти блатные понятия...
Я делаю долгие затяжки, с шумом вдыхая тяжелый, синеватый дым плана. Балдоха заколачивает второй косяк, меня пробивает на разговоры, умничаю и прикалываюсь. Мы проводим 4 часа в промывании костей всем знакомым авторитетам и неавторитетам, курим план, дешево и бездарно философствуем, иногда я кокетничаю, как шлюха. В три ночи за окном слышится шум подъезжающей машины и свист, я знаю, что это мой муж, его называют Кайф в нашем городе, он старый, высохший наркоша, длинный, злой и худой. Когда-то давно, миллионы лет назад, у нас была прекрасная любовь, но сейчас опиум съел нас. Я ненавижу его и презираю, мы не трахаемся уже два года, и единственное, что нас связывает - это ширка. Мы два никчемных и больных существа, абсолютно чужих, но родных одним наваждением - опиумом. Он проходит в квартиру, нагло орет на Балдоху, тот дает ему холеру, я оживляюсь от этого и сладко улыбаюсь ему. У меня уже потягивает ноги и спину, я подхожу к зеркалу: зрачки уже огромные. Мы торопливо уходим в ночь, я начинаю задабривать Кайфа, он злой, ему уже пора подлечиться. Я знаю, что сейчас дома он сварит раствор, и в душе радуюсь, что у меня есть еще одна доза...
Дома я колю его, полчаса не могу найти вену, тычу иглой в опухшую и всю сине-желтую руку, отыскивая огромную подмышечную вену. Он орет на меня, я с омерзением вдыхаю запах его вспотевших подмышек. Мне уже плохо, я нервничаю и психую, что приходится колоть эту скотину, мириады отвратительных мурашек рассыпаются по взмокшему, холодному и липкому телу. Наконец, темная струя крови тяжелой ртутью оседает в баяне: Дома. Я торопливо загоняю раствор, замечая, что поддуваю, он орет на меня, но мне насрать. Я спешу на кухню и цепляю свою дозу. Мое жалкое сердчишко колотиться, я ощущаю жажду. Вы испытывали когда-нибудь сильную жажду? Или голод? Я лихорадочно расстегиваю джинсы и начинаю осматривать ноги. Черные дороги и синяки покрывают гусиную, сухую кожу, я отыскиваю хоть одну, самую тоненькую венку, единственный проводок жизни. Моя жизнь сузилась до острия иглы, я умираю без тебя, мой беспощадный Господин, мой коварный и жестокий палач, опиум. Полчаса проходят в лихорадочных, бесплодных попытках уколоться, я содрогаюсь от рыданий, я безумна, мои клетки орут от боли. Это животное, мой муж, сидит и кайфует напротив меня, ему сейчас на все насрать, я ненавижу его, ублюдка, ненавижу весь мир, я умираю... Наконец, я попадаю в голубую, крохотную пуповинку, которая связывает мое истерзанное тело и целебный, живительный яд. Первая волна укрощает сумасшедшие клетки, вторая дарит покой. Я опять погружаюсь в летаргию, зависаю в своем НИГДЕ, мне, кажется, стало тепло.
Я знаю, что это повторится завтра и послезавтра, а после послезавтра я, возможно, умру. Скорей бы... В ожидании смерти.
История, написанная мной, удачно выбравшейся из могильного холода с помощью программы НАРКОНОН, для вас, которые должны жить. Читайте, ребята, и да храни вас БОГ.
Екатерина Б. Консультация по вопросам наркомании, лечения наркомании:
8-922-133-43-23; 8(343)376-72-10;
ICQ: 485338568
Если Вы знаете кого-то, кто может нуждаться в нашей помощи - пожалуйста, сообщите им наш номер.
Мы знаем, что шанс спасти свою жизнь имеет каждый!
©2008. Нарконон – Урал. Все права защищены. НАРКОНОН и логотип НАРКОНОНА являются товарными знаками и знаками обслуживания, принадлежащим Международной Ассоциации по улучшению жизни и образования и используется с её разрешения. Запрещено незаконное копирование и тиражирование.
|